Ездила в Пулково на наблюдения, в главный корпус в маленькую обсерваторию. Было довольно интересно. И, чем чёрт не шутит, обнаглела, терять нечего, пошла к Ляху, он был зам. декана, и и говорю, что не могу в общаге подготовиться к экзаменам , отпустите на каникулы домой, вернусь, всё сдам. Он и отпустил. Возвратившись в конце февраля, что-то сдала, остался какой-то хвостик до весны. Но из астрономической группы попросила перевести меня в механики, потому что сочла себя недостойной такой высокой науки, как астрономия В какой группе механиков была – не помню, опять посещала плохо.Помню газету "Экстремум" в вестибюле мат-меха и в ней передовая статья "АПОЛОГИЯ МАТЕМАТИКИ". Довольно интересная. Автора не помню. Помню первый ДЕНЬ МАТ-МЕХА 12 апреля, когда весь курс собрали в большой химической или физической аудитории на химфаке, это же рядом, только вход со Среднего проспекта. Зал был переполнен. За демонстрационным столом сидели все наши преподаватели.

     Теперь о преподавателях, казавшихся мне олимпийскими богами. Борисов – элегантный, строгий, безукоризненный, как его геометрия. Высокий седой " Альмукантарат" Шаронов с большим, как Земля по экватору животом, который не мешал, однако , ему стремительно пронестись между рядов и изъять у грешника шпору. Весёлый, румяный Скитович в обтрёпанных брюках до щиколоток, приводивший на своей теории вероятности примеры из преферанса и знавший бездну остроумных анекдотов. Медлительный, точный и очень сдержанный в эмоциях Макаров, для которого всё было " тривиально" и "очевидно", и "допуская вольность речи". Аккуратнейший алгебраист профессор Венков, на лекциях вежливо напоминавший нам, где ставить точки и запятые между выкладками и предложениями. Невозмутимый профессор Натансон, выставлявший на перед собой на лекции графинчик с коричневой жидкостью, очевидно чаем, но злые студенты шутили, что там коньяк. Неистовый, как ураган, Д.К. Фаддеев, с нечленораздельной речью и такими же письменами, носившийся вдоль шестиметровой доски и увлечённо пишущий свои каббалистические знаки. Он носил для тепла белые солдатские кальсоны со шнурками–завязками внизу и однажды это обнаружилось, когда при его перемещениях вдоль доски завязочки развязались и тянулись за ним по полу. Аудитория заржала. Фаддеев остановился, прочёл, написанное на доске, не увидел ничего смешного, но смех продолжался, тогда он взглянул вниз, увидел завязочки, гневно топнул по ним одной ногой, другую ногу дёрнул вверх, шнурочки оторвались, и полёт в крутом мире математических формул возобновился с той же ураганной яростью. Вспоминаю круглого, как колобок, Матвеева, преподававшего Дифференциальные уравнения. Добрейший Матвеев был не в состоянии поставить студенту "неуд". Он говорил – " Я поставлю вам "уд", чтобы не задерживать вашего продвижения вперёд, но ведь вы способны на большее, придите, если хотите, ещё раз и сдайте на "хорошо" или "отлично", я чувствую ваш потенциал. Таким образом и я получила по диффурам "хорошо". Но какова мудрость! Ведь заставлял тупиц, вроде меня, и лентяев освоить его предмет даже с неким удовольствием. Очень нравились лекции профессора Невзорова по теоретической физике. Слушала с наслаждением, не понимая или личность его так увлекает или предмет. Хотя и профессор Ладыженская после него продолжала неплохо читать – все эти "анти сигма минус гиперон " очень волнующи, как теперь большой андронный коллайдер взбудоражил весь мир. Забавно, но теоретическую физику сдала ведь хорошо и сразу.

     Диплом писала у профессора Рэма Георгиевича Баранцева. Видный специалист в области аэродинамики. Подвижный, как ртуть, с живыми очень проницательными глазами, с чудесным чувством юмора. При всей своей колоссальной занятости ни разу не опоздал на встречу с заурядной дипломницей. Казалось, весь день его расписан по секундам. Говорил быстро. Разговаривал уважительно, как с полноценным коллегой, при этом очень увлекался излагаемым материалом, развививая тему, тут же фиксировал всё на бумаге и буквально весь диплом за меня написал. Мне оставалось только оформить красиво и прочитать комиссии. Поняла тогда, что чем человек талантливее и значительнее, как личность, тем он проще и уважительно относится к людям обыкновенным, не подавляя и не унижая своим превосходством, как мы часто в жизни наблюдаем у начальников разных рангов, которых ставит над людьми должность, а не талант.

     Р.А. Лях говаривал – " К нам на мат-мех дураки не поступают". На экзаменах разрешали пользоваться кокой угодно литературой, т.е. лекциями, справочниками, учебниками. Говорили, что всё запомнить невозможно и в будущей жизни и работе важно знать, как пользоваться справочниками и литературой. И это пригодилось - уметь из большого объёма "соль соли", быстро и наверняка. Для хорошей и тем более отличной оценки предлагалась задача. Вот тут-то и видно было, кто чего стоит. Очень умно, я полагаю. Учили мыслить. Тупая зубрёжка никому в жизни не пригодилась. Ибо почти всем сразу было сказано – забудьте индукцию и дедукцию - давайте продукцию. Разрешалось посещать лекции на других факультетах. Я бегала на биофак. Слушала лекции профессора Васильева о телепатии , биоэнергетике. Кое-что слушала по генетике. Такие свободные флуктуации с факультета на факультет оправдывали само название УНИВЕРСИТЕТ, ведь именно часто на стыках наук возникают прорывы в новое. Из книг в то время – "Творец и робот" Норберта Винера, выписала себе на Литейном Фейнмановские лекции по физике, полное собрание сочинений Ивана Бунина и др. Магазин подписных изданий на Литейном принимал заявки от всех желающих, даже иногородних студентов. Никакого дефицита, кроме собственных денег. Библиотеки были шикарные и на мат мехе и в главном здании и , особенно, публичная библиотека Салтыкова-Щедрина и БАН. От обилия книг у сельской девушки сердце ёкало. Книги таскала всегда с собой в симпатичном кожаном портфельчике, неизменно там лежал один из томов Фихтенгольца "Курс мат. анализа". Портфельчик был увесист и, однажды, Ира Мочалова положила мне в портфель вместо Фихтенгольца кирпич, что я обнаружила только на факультете. Не подумайте, что я собиралась читать Фихтенгольца. Он был что-то вроде талисмана. Читала на лекциях всевозможную художественную литературу, чему научилась у астронома Елены Прудниковой. Правая рука пишет лекцию того же Венкова или что другое, а на коленях Сирано де Бержерак и тому подобное. Короче, безобразие, а потом удивляешься, почему математика не идёт. Вспоминаю слова Васи Малозёмова ( его афоризмы ходили среди мат-меховцев, лично я с ним знакома не была) Он сказал через пару лет после окончания факультета " Вот теперь бы я ходил на все лекции и слушал бы очень внимательно" Золотые слова, да не во время сказаны. Целиком присоединяюсь. И я теперь бы ни одной лекции не пропустила бы. Но увы…. Малозёмов, говорят . был комсомольским деятелем. У меня с комсомолом было связано знакомство, приятельские отношения с Виталием Морозовым. Он был секретарём комсомольской организации факультета. Всегда ходил в строгом черном костюме с комсомольским значком на лацкане, опираясь на тросточку ( у него было что-то с ногой). Виталий любил приглашать красивых девушек в ресторан. Меня он несколько раз удостоил этой чести ( или я его удостоила?). Ходили с ним днем в ресторан на Невском, Виталик учил разбираться в винах, был их тонким ценителем и гурманом. Когда я предложила заплатить за себя, сказал – "Не парься, я подрабатываю на кафедре и могу себе позволить." Беседовать с ним было приятно и интересно. Виталий был эрудитом, был остроумен и наблюдателен. Я сказала , что хочу уходить с мат-меха из-за того, что не владею материалом свободно и чувствую себя не на своём месте. В ответ был опять – таки процитирован Малозёмов - " Мол, мат-мех, как трамвай, уж если вскочил хотя бы на ступеньку, то до кольца довезёт обязательно." Чем меня и успокоил. Дело было, кажется, курсе на третьем. На кафедре и мне удалось поработать. Летом сотрудников кафедры посылали в колхоз. Естественно никто не хотел отрываться от серьёзной работы. Поэтому приглашали студентов заменить ценных сотрудников. Я и поехала косить сено в колхоз на реке Вуооксе на Кольском полуострове. Работа была не лёгкая. Вставали в 5 часов утра, пока не было жарко и не кусали слепни. Косили осоку на болоте, обувались в высокие резиновые сапоги. Физических нагрузок я не боялась и время там проходило весело с вечерними кострами , песнями и интересными разговорами. Деревня была очень бедная. Меня поразило, что народ не имеет понятия ни про укроп, ни про петрушку, ни про лук, а перед домами росли не цветы, как у нас, а высокий бурьян. Познакомилась с МНСами с кафедры механики. Узнала про систему индийских йогов, чем впоследствии занялась и в 50 лет делала такие упражнения, о которых не мечтала в 20.

    В 20-22 года я была девушка довольно упитанная, обожала покушать, особенно пончики и кофе со сгущёнкой в кафетерии на Среднем, недалеко от 8 линии. Зайдёшь после занятий, возьмёшь этак 10 пончиков, дрожжевых, горяченьких, посыпанных сахарной пудрой, 2 стакана кофе со сгущёнкой – И жизнь прекрасна…. Потом иду в общагу одна, размышляя так ни о чём… Неизвестно откуда выныривает рыжий астроном Венька Витязев и говорит: "Привет, статная ренегатка". Буркну в ответ: "Привет." А сама думаю: ренегатка – это обидно, был ренегат Каутский, его Ленин обзывал, ну да ладно, ушла из астрономов – здесь Веня прав. Но вот статная – это нехорошо – это намёк на пончики и мой лишний вес. Я ведь из Беларуси и не знала, что значит статная, думала синоним – толстая. – Пошто обижаешь, Веня? - думаю – ведь, когда я детсад ходила в старинном городе Клецке, была там заведующая Витязева, а у неё был рыжий сыночек ВИЛИК, может, это был ты и мы с тобой на одних качельках качались. А Вилик потому, что ВЕНИК звучало бы не очень хорошо. Так хотелось у него спросить, до сих пор жалею, что не спросила, обижалась за статную. Увы…. Итак, 10 пончиков по 5 коп. и 2 кофе со сгущёнкой по 10 коп. 70 коп. чувствительно для бюджета и каждый день себе не позволишь, поэтому в этот день без ужина, только чай "белая ночь", т.е. без заварки и сахара с горбушкой чёрного хлеба. Помню очень вкусную колбасу из конины, называлась "семипалатинская" по 1 руб. 20коп за кг. Помню икра чёрная продавалась в гастрономе из бочек свободно по 16 руб. за кг, но по тем временам это была цена астрономическая, хорошие грузинские и молдавские вина были от 1р 20 к до 3 руб за бутылку 0,7 литра. Стипендия, если её получаешь, кажется, была 40 руб. Хлеб был по 20 коп за буханку. Из дома многим присылали посылки. Всё это коллективно поедалось. Наташа Хомяк привозила всегда большой мешок огромных украинских груш, кушали, кто сколько сможет. Валера Липунов с Дальнего Востока привозил 3х литровые банки красной икры, высыпали в миску и ели столовыми ложками, Татьяна Соловьёва привозила вино из Сочи, Ире Мочаловой мама из Архангельска передавала варенье из морошки и почему-то винограда, а также обалденные солёные огурцы, Вере Курмашевой из Узбекистана присылали гранаты и свежий виноград зимой, пересыпанный для сохранности опилками, мне тётушки из Беларуси присылала посылки сала по 10 кг, все, кому не лень жарили на нём картошку. Время было хрущёвской оттепели. Мы были дети своего времени , плыли в нём, мало задумываясь о качестве вод, в которых плывём , ведь мы в этих водах родились и иных не знали. Помню анекдот, уже немного позднее - " Почему в хлеб подмешивают кукурузу? – А чтобы с треском в коммунизм войти." На филфаке тогда слыхала заарестовали студентов-диссидентов. Говорили шёпотом. Я не слишком задумалась. Но стихи Ахматовой, Цветаевой переписывали, изданий не было. Похороны Ахматовой и её отпевание в Никольском соборе были утаены от общественности. Мне об этом говорила моя приятельница с биофака Наталья Андрес. Ещё она в те времена называла Горького грязным писателем. Тогда мне было непонятно почему. Моя бабушка в то время просила разыскать своего брата, проживавшего в Питере, она даже давала адрес, улица на другой стороне Невы, напротив Зимнего. Он был директором какого-то крупного завода. НО моих дедов и с маминой и с папиной стороны репрессировали. И связь у бабушки с братом тогда прервалась. Я считала, что брат предал бабушку и поэтому не стала его искать. Теперь сожалею. Деда с маминой стороны кто-то видел в Воркуте, потом уже в 1958 году пришла бумага – реабилитирован посмертно. А про деда со стороны отца ничего неизвестно, как в воду канул. Наверно расстреляли. Нам, детям о предках не рассказывали, боялись, что проболтаемся и у нас будут проблемы, выросли родства не помнящими. Теперь собираю крохи, но почти все, кто мог бы что-то рассказать, уже умерли. Самое занимательное то, что мне для работы в Москве в штабе ПВО в 1970 году требовался допуск 1 степени секретности, проверяли, якобы очень тщательно, аж 3 месяца надо было ждать, проверили. Допустили. А когда в 1982 году я хотела прописать мать к себе в Минск возникли трудности, т.к. у меня была другая фамилия по мужу, а свидетельство о рождении было утеряно. Я запросила все архивы Беларуси и ответ был один – такая не значится! Что же тогда проверял 1 отдел? Гнал понты для страху???

     Помню, переписывали стихи Владимира Высоцкого. Считаю его гениальным поэтом-новатором. Его поэзия ждёт своего исследователя, ибо о нём пишут исключительно как об актёре и певце. В Питер приезжали на гастроли московский "Современник" с молодым Табаковым, московский "Театр на Таганке" с молодым Высоцким и целым созвездием талантов. Вера Курмашева организовала группу из 12 театралов и мы круглые сутки, сменяясь через 2 часа дежурили у театральных касс, чтобы быть первыми и заполучить билеты на спектакли. Таким образом посмотрели всё. Приезжал на гастроли "Комедии Францез" с интереснейшими интерпретациями пьес Сартра. Да и Питерские театры были на высоте. и молодой Смоктуновский, и Татьяна Доронина и Лавров, и Юрский и Алиса Фрейндлих. Всё восхищало и вдохновляло. НЕ знаю, заслуга ли университетского – сольный концерт Вл. Высоцкого в актовом зале главного здания бесплатно для студентов. Зал был переполнен. На всех колоннах гроздьями висели студенты. Счастлива, что и я была там.